“Eфpeмoв влюбилcя в Bepтинcкую oчeнь cильнo. И этoгo я вынecти нe cмoглa”. O чём в кoнцe жизни жaлeлa Нинa Дopoшинa

 


“Eфpeмoв влюбилcя в Bepтинcкую oчeнь cильнo. И этoгo я вынecти нe cмoглa”. O чём в кoнцe жизни жaлeлa Нинa Дopoшинa

Как только смеркалось, Олег Ефремов приходил на почту и звонил в Москву своей зазнобе — Тоне Елисеевой, старше его на десять лет. Он был влюблён…

На съёмках "Первого эшелона" вся съёмочная группа квартировалась в маленьких домиках. И только 20-летней Нине Дорошиной не нашлось места. Она снимала угол в здании почты. Свернувшись калачиком на печке, Нина плакала, слушая, как бархатным голосом он рассказывает Тоне что-то забавное о своей теперешней жизни в казахской степи. А ведь её предупреждали: "Не принимай этого донжуана всерьёз. Влюбишься - страдать будешь". Так и вышло.

Фото: kino-teatr.ru /Нина Дорошина

Их роман вспыхнул во время репетиции "Голого короля" в “Современнике”. За плечами у Ефремова остался брак с Лилией Толмачёвой. Затем он горел страстью к Ирине Мазурок, и та родила от него дочь Анастасию. А потом Нина стала играть в "Голом короле" принцессу и между ними начало искрить. Наконец-то он заметил её. Что не мешало ловеласу крутить роман одновременно с Аллой Покровской.

Когда Нина узнала, что ждёт ребёнка, Ефремов обрадовался и познакомил её с мамой. Но замуж не позвал.

Нина - такая кокетка, любит нравиться, заигрывать…А жена должна быть женщина, которая не уронит честь- говорил Олег.

Родители Нины тоже уговаривали - рожай, самое время. Мы поможем…” В ответ она твердила, мол, не благородно привязывать к себе ребёнком. И сделала аборт, после которого детей уже иметь не могла. А спустя несколько месяцев узнала, что Покровская на сносях. И Ефремов отвёл её в загс. У них родился мальчик, которого назвали Миша. “Он просто поступил благородно”- успокаивала себя Нина. И тайный роман не завершила.

Сцена из спектакля "Голый король"

Вскоре играть Генриха в "Голом короле" стал Владимир Земляникин. Звезда фильма “Дом, в котором я живу” почти сразу влюбился в Дорошину. Его любовь не видел только слепой. А Ефремов слепым не был. И решил партнёра заменить. Так, в спектакле появился Олег Даль, над которым Нине было предложено взять шефство. Он был моложе её на шесть лет, но тоже не устоял. Чтобы избежать участи Земляникина, Даль своё чувство тщательно скрывал. И “раскололся" только на съёмках в Одессе "Первого троллейбуса", где играл вместе с Дорошиной.

Кадр из фильма "Первый троллейбус"

Их роман возник спонтанно. Нина с нетерпением ожидала приезд Ефремова. И уже предвкушала несколько совместных счастливых дней, когда вечером ей принесли телеграмму: "Прости, приехать не смогу…”. Ночью в расстроенных чувствах она безрассудно побежала купаться. И нырнула в неспокойное море. Южная ночь напрочь скрыла берег. Нину захлестнула одна волна. Потом другая. Она закричала. Даль подхватил её в последнюю секунду. После чудесного спасения в ней зажглась благодарность. Ей даже показалось, что она влюбилась.

В Москву они вернулись парой и поселились у друзей. Новость, что Дорошина теперь невеста Даля, не понравилось Ефремову. Как же так? Нине нужно гораздо меньше, чем остальным - просто быть рядом, слушать его. Она только его… Но виду не подал. Через несколько месяцев Дорошина и Даль расписались. А свадебный пир закатили на квартире у режиссёра Александра Бурдонского, сына Василия Сталина.

Кадр из фильма "Первый эшелон"

Ефремова на торжество никто не звал. Он сам пришёл нетрезвый и отчаянный. Никто не успел и глазом моргнуть, как Дорошина оказалась у лидера “Современника” на коленях. И он обратился к ошарашенному жениху:

А вот никто так эту бабу не любит, как мы с тобой.

Гости замерли. Первыми вскочили из-за стола оскорблённые до глубины души сестра и мать Даля. Следом выбежал рыдающий жених. Возмущённый Михаил Казаков схватил Ефремова за шкирку и выволок из квартиры. Вскоре куда-то исчезла и сама невеста. Дальше гости ели, пили и зажигательно танцевали без виновников торжества. И попутно гадали, чем же закончится скандальная свадьба.

Фото: kino-teatr.ru/Олег Даль

Даль пил неделю, после чего появился на пороге квартиры Бурдонского за вещами. Но Нина забрала свои ещё раньше..."Попробовать снова" у Дорошиной шанса не было. Мысль о том, что она любит и всю жизнь любила другого, была для Даля невыносима. После роковой свадьбы запустился его круг разочарования в женщинах, в профессии, в жизни..

Через шесть лет он снимался у Козинцева в "Короле Лире". К этому времени он стал законченным алкоголиком и единственным, кому режиссёр прощал постоянные возлияния на съёмках."Хронически не приспособлен к жизни, а потому нежилец"- говорил он с жалостью о нём. Пытаясь забыть Дорошину, Даль воспользовался советом “клин клином…” и женился на актрисе Татьяне Лавровой. Не сложилось. Потом на монтаже “Ленфильма” Елизавете Апраксиной. И снова счастья не случилось. Жене пришлось терпеть его уныние и вспышки гнева.

Фото: kino-teatr.ru /Нина Дорошина и Олег Табаков

После “Современника” он сменил несколько театров. И много лет не видел Дорошину. И вдруг уезжая на пробы в Киев, без приглашения приехал к ней домой. Неожиданный визит актрису смутил. Оба не знали, о чём говорить и молчали. Даль подошёл к окну и указав рукой на угадывающуюся вдалеке ограду кладбища и тихо произнёс: “Скоро и я там буду”. Через два дня его не стало. Узнав ужасную новость, Нина рыдала и говорила подругам: "Я только сейчас поняла. Он приходил прощаться”.

После развода с Далем, ещё десять лет она встречалась с Ефремовым. И перестала надеяться, только когда в “Современник” пришла Анастасия Вертинская.

Он влюбился в неё очень сильно, и этого я уже выдержать не могла, -вспоминала актриса.

В пятьдесят она сказала “да” осветителю "Современника" Владимиру Тишкову. И прожила с ним в согласии до самой его смерти в 2004 году. Он, как и Даль, умер при трагических обстоятельствах, оступившись на ровном месте на тротуаре.

Фото: kino-teatr.ru /Нина Дорошина

Алла Покровская терпела измены Ефремова восемь лет. Ещё столько же они жили отдельно до официального развода. В конце жизни Олег Николаевич был одинок. Он жил практически в стенах МХАТа, где ему оборудовали комнату. Пока не слёг. Дочь Анастасия ухаживала за ним. И рассказала, что не задолго до кончины “отец по-разному вспоминал своих многочисленных женщин”. Но попрощаться захотел только с Ниной. Он просил дочь привести её.

Прошу, позови Нину. Мне обязательно нужно увидеть её, может быть вспомнить что-то, попрощаться. По-настоящему я любил только её...

В последний день жизни он позвонил ей сам:

Нина, приходи. Очень жду…

Она тараторила в трубку: "Прости, не могу сегодня. У студентов показ в театре, как их бросить одних?" Через несколько часов её позвали к телефону. Она потихоньку вышла из зрительного зала. А когда вернулась, села и, глядя перед собой в никуда, тихо сказала: "Ефремов умер". Только дома она позволила себе кричать и рыдать в подушку. Не успела…

Кадр из фильма "Любовь и голуби"

Нина Михайловна ушла из жизни в 2018 году в 83 года. И 18 из них прожила без него. Незадолго до вечности она сказала голосом, полным сожаления:

И зачем я только так хотела выйти замуж за Ефремова! Почему бы мне было просто тогда не родить ребёнка и быть счастливой...

Пoкa oнa кoпилa кaждый pубль, муж ужe пpидумaл, кoму дocтaнeтcя eё квapтиpa




Пoкa oнa кoпилa кaждый pубль, муж ужe пpидумaл, кoму дocтaнeтcя eё квapтиpa

Перебирая кипу счетов за последний месяц, Валентина не смогла сдержать улыбку. Вот и всё. Вчера она внесла последний платёж по ипотеке. Двадцать лет… Двадцать долгих лет жертв, экономии и постоянного подсчёта каждой копейки. Каждая зарплата, премия, подаренные деньги от родных — всё уходило на эту квартиру. И теперь она, наконец, полностью свободна.

Валентина закрыла глаза и позволила себе немного помечтать. Может быть, записаться на йогу? Давно хотелось размять спину, затёкшую от сидячей работы. А может, наконец-то позволить себе путёвку на море? За двадцать лет они с Виктором выбирались отдыхать всего пару раз, да и то — «дикарями», чтобы сэкономить.

«Виктор скоро вернётся с работы, надо приготовить что-то особенное», — подумала она и направилась к холодильнику.

Она решила сделать его любимое блюдо — запечь рыбу с овощами. Сегодня вечером она расскажет мужу о своих планах, о том, как они, наконец, смогут пожить для себя. Ведь дочь уже взрослая, живёт отдельно, а у них теперь есть собственное жильё без долгов.

Замочив рыбу в маринаде, Валентина решила навести порядок в гостиной. Муж никогда не отличался аккуратностью. Вот и сейчас — бросил портфель прямо на журнальный столик, и бумаги рассыпались.

Собирая листы, Валентина вдруг замерла. Среди документов оказалась выписка из Росреестра на их квартиру. В графе «Собственник» значилось только одно имя — Виктор Алексеевич Корнилов.

«Как это?» — прошептала Валентина, чувствуя, как ком подкатывает к горлу. — «Наверное, ошибка…»

Она продолжила перебирать бумаги и нашла ещё один документ. Это был договор дарения квартиры. Получателем значился Игорь Викторович Корнилов — сын Виктора от первого брака.

Руки Валентины задрожали. Этого просто не могло быть. Она вспомнила каждый месяц за эти двадцать лет, когда переводила деньги на карту Виктора для оплаты ипотеки. Помнила, как они вместе выбирали эту квартиру. Как лично бегала по инстанциям, собирая документы для банка…

В тот вечер Виктор вернулся домой в приподнятом настроении. Он не заметил ни потухшего взгляда жены, ни нетронутой рыбы в духовке.

«Что у нас на ужин?» — бодро спросил он, складывая зонт.

«Скажи, Витя, — голос Валентины звучал холодно, — почему в выписке на нашу квартиру только твоё имя?»

Он замер на секунду, но быстро взял себя в руки.

«Ты рылась в моих бумагах?» — нахмурился Виктор.

«Отвечай на вопрос», — Валентина положила перед ним выписку и проект дарственной. — «Что это значит?»

Виктор тяжело опустился на стул.

«Валя, ты не понимаешь. У Игоря сейчас трудности, кредиты, потерял работу…»

«При чём здесь Игорь?» — воскликнула Валентина. — «Я спрашиваю, почему наша квартира оформлена только на тебя? Мы же вместе её оплачивали!»

«Ну и что?» — пожал плечами Виктор. — «Мы с тобой всё равно всё нажили вместе, ты не пропадёшь. А Игорь — мой сын, я должен ему помочь.»

Валентина не могла поверить своим ушам. Двадцать лет совместной жизни, двадцать лет экономии и доверия — и вот так просто: «Ты не пропадёшь».

«А меня ты спросил?» — её голос дрожал. — «Ты не подумал, что половина этой квартиры принадлежит мне? Что у меня есть право решать?»

«Валя, не драматизируй. Ты практичная женщина, должна понимать. Подумай сама — тебе уже немолодой возраст, что тебе нужно? У нас есть крыша над головой, будем жить, как жили…»

«Немолодая?!» — Валентина задохнулась от возмущения. — «Мне пятьдесят пять! Я только сейчас хотела начать жить для себя! И что значит „будем жить, как жили“? Я двадцать лет отдавала последние деньги, чтобы выплатить ипотеку за квартиру, которая, оказывается, и не моя вовсе!»

Виктор поморщился.

«Не преувеличивай. Я зарабатывал больше. Да и вообще, ты могла бы поинтересоваться документами раньше, если тебе это так важно.»

Эти слова, произнесённые будничным тоном, словно выбили почву из-под ног Валентины. Перед ней предстал не любимый муж, с которым она прожила большую часть жизни, а чужой человек — холодный, расчётливый, заботящийся только о себе и своих интересах.

«Я ухожу», — тихо сказала она.

«Куда?» — усмехнулся Виктор. — «У тебя же нет квартиры.»

Этот удар был самым болезненным. Валентина молча собрала некоторые вещи и вышла, хлопнув дверью.

У подруги Нины она провела бессонную ночь. Рассказала всё, выплакалась. Нина только качала головой — слышала она такие истории не раз.

«Иди к юристу», — сказала она утром, наливая Валентине крепкий чай. — «Нечего слёзы лить. Нужно бороться.»

Адвокат — молодой человек с усталым взглядом — внимательно выслушал запутанную историю Валентины, время от времени прерывая её вопросами.

— Ситуация непростая, честно говоря, — он машинально рисовал в потрёпанном блокноте какие-то каракули, оставляя следы от кофе. — Понадобятся деньги, и немалые. Но если найдёте средства — шанс отстоять свою долю есть. Небольшой, но есть.

— Но как? Я просто переводила деньги на его карту!

— У вас сохранились банковские выписки? Может быть, есть свидетели, которые подтвердят ваше участие в оплате?

Валентина задумалась. На работе все знали, что она выплачивает ипотеку. Она даже брала кредит в корпоративном банке, чтобы внести первый взнос.

— Да, думаю, я смогу это доказать.

— Тогда подаём иск, — кивнул адвокат. — Будем добиваться признания вашего права на долю в квартире.

Когда Валентина вернулась домой за остальными вещами, Виктор встретил её с плохо скрытым раздражением.

— Ты в своём уме? — прошипел он, размахивая копией искового заявления. — Позоришь меня на весь район! Хочешь денег? Я дам тебе денег!

— Дело не в деньгах, Витя, — устало ответила Валентина. — Дело в справедливости. И в предательстве.

— Каком предательстве? — удивился он. — Я всегда заботился о тебе!

— О себе ты заботился, — покачала головой Валентина. — Всегда только о себе.

Она собрала важные вещи и снова ушла — теперь уже в съёмную комнату, которую помогла найти подруга Нина.

Следующие недели превратились для Валентины в бесконечную череду сбора документов, встреч с юристом и напряжённых слушаний в суде. Виктор нанял дорогого адвоката, который строил защиту на том, что Валентина не фигурировала в кредитном договоре, а её переводы можно трактовать как простую помощь мужу.

Однажды перед очередным заседанием Валентина столкнулась в коридоре суда с Игорем. Она всегда относилась к пасынку тепло, хотя они не были близки — он жил с матерью и редко навещал отца.

— Валентина Сергеевна, — начал Игорь неловко, — можно с вами поговорить?

Она спокойно посмотрела на него, хотя сердце колотилось от волнения.

— Я хочу, чтобы вы знали, — продолжил он, — я не просил отца об этой квартире. Он сам предложил, сказал, что хочет помочь… Но если бы я знал, что вы не в курсе…

Валентина слабо улыбнулась. Ей стало легче от того, что хотя бы Игорь не был замешан в этом обмане.

— Я сегодня буду свидетельствовать, — добавил он напоследок. — И всё расскажу как есть.

В зале суда Игорь действительно заявил, что отец никогда не говорил о скрытых планах от жены. Наоборот, утверждал, что «они с Валентиной решили помочь».

— Я не хочу участвовать в этом разделе и не нуждаюсь в этой квартире, — твёрдо заявил он. — У меня есть работа, я справлюсь сам.

Виктор недоумённо переводил взгляд с сына на судью и обратно. На его лице застыло выражение человека, которого обвинили в чём-то абсурдном. До него искренне не доходило, что именно он сделал неправильно — ведь он всю жизнь поступал так же.

После нескольких слушаний суд вынес решение: Валентина Сергеевна получает право на половину квартиры. Виктор был в ярости, грозился подать апелляцию, но его адвокат посоветовал смириться.

Прошёл год. Валентина сидела на скамейке в парке напротив салона красоты, где теперь работала администратором. Рядом лежала сумка с ковриком для йоги — после работы у неё было занятие.

Телефон зазвонил. На экране высветилось имя риелтора.

— Валентина Сергеевна, документы готовы! Можете приехать подписывать договор купли-продажи вашей доли.

— Спасибо, Анна, буду через час.

Она не стала жить с Виктором в одной квартире, даже имея законное право. Решила продать свою долю и начать новую жизнь. Деньги от продажи позволили ей арендовать небольшую, но уютную студию недалеко от центра города, и даже мечтать о путешествии, о котором она давно забыла.

Иногда Валентина вспоминала прошлое и удивлялась, как могла не замечать очевидного — Виктор всегда принимал решения сам, не советуясь с ней, считая её вклад чем-то само собой разумеющимся. Но теперь эти мысли не вызывали горечи — только понимание и даже благодарность за урок.

Валентина поднялась со скамейки и медленно пошла в сторону метро. Впереди был новый день, новые планы и новая она — женщина, которая научилась ценить себя и свои желания. И пусть этот урок достался ей дорогой ценой, но лучше поздно, чем никогда.

Поправив лямку сумки с ковриком, Валентина улыбнулась своим мыслям. Жизнь продолжалась, и теперь это была действительно её жизнь.

Oнa бpocилa дeтeй в eльникe paди бoгaтoй жизни — нo пpoшлoe oтыcкaлo eё cпуcтя 18 лeт




Oнa бpocилa дeтeй в eльникe paди бoгaтoй жизни — нo пpoшлoe oтыcкaлo eё cпуcтя 18 лeт

Деревня почти вымерла. Из восемнадцати домов обитаемыми остались лишь два: в одном жила пожилая Варвара, в другом — Степан с Анастасией. Детей у них не было, зато имелись козёл Митрич, три козы, куры и огород, который они держали больше из привычки, чем необходимости. Все необходимое давно доставляли из райцентра почтовой машиной.

В тот день Анастасия Петровна отправилась в лес за подберёзовиками. Конец августа был щедрым на грибы, будто лес хотел отблагодарить её за долгие годы терпения. Она несла за спиной старую плетёную корзину и тихонько напевала песню своей юности. Лес стал для неё святилищем, местом укрытия от одиночества и глубокой тоски, которая поселилась где-то внутри много лет назад.

Сначала она услышала шорох. Остановилась, прислушалась — и поняла: это плач. Нет, даже два голоса.

Анастасия побежала туда, откуда доносился звук. И вот — на просеке, прямо у пенька, лежала куртка. В ней — двое младенцев, розовых, кричащих, голеньких, с пуповинами. Мальчик и девочка. Совсем крохотные.

Она застыла. Положила корзину, опустилась на колени. Слёзы хлынули сами собой.

— Господи… — прошептала она, прижимая девочку к груди, — кто же вас, родные мои, так бросил…

Она завернула детей обратно в куртку, взяла их на руки — тяжело, но бережно. И пошла домой через лес, словно знала дорогу даже в темноте.

Степан молча сидел на крыльце с сигаретой, когда она вернулась. Увидев её ношу, нахмурился.

— Это что такое?

— Дети, — ответила Анастасия. — В лесу нашла. В куртке. Плачут. Мальчик и девочка.

Он ничего не сказал. Просто поднялся, открыл дверь. На столе стояла теплая каша, оставленная с утра. Он убрал её и поставил греть козье молоко.

— Настя… ты же понимаешь, что нам нельзя?

— Понимаю. Но бросить их — не могу.

Она плакала. Не от страха, а от того, что в свои шестьдесят лет вдруг случилось чудо. Страшное, дикое, но настоящее.

Через день они отправились к Гале — в сельсовет. Та сразу всё поняла. Сняла очки, потерла переносицу.

— Нашли, значит… Что ж. Ты не первая такая, Настя, и не последняя. Помогу. Запишем как «найденных», оформим документы без лишнего шума. Но ты же понимаешь — деревня не город, здесь и фельдшер раз в месяц приезжает.

Анастасия кивнула. Она знала. Но сердце рвалось на части.

Малыши росли в их доме. Настасья вставала по ночам, кормила их, пела колыбельные. Степан носил воду и менял пелёнки, хотя раньше даже козу мыл неохотно. Дети называли его «гх-гх» — так звучал их первый смех.

Когда им исполнилось шесть, пришло письмо из интерната. Их вызвали на комиссию. Детей нужно было отвезти учиться.

Они собрали узелки. Настасья положила туда сшитые рубашки, связанные носки и немного сушёных яблок. На крыльце они обнялись. Дети плакали, цеплялись за них. Макар сказал:

— Баба, не оставляй нас.

А Дарья:

— Мы скоро вернёмся, правда?

Анастасия не смогла ответить. Только кивала, а слёзы текли по щекам.

Прошло восемнадцать лет.

И однажды, в день совершеннолетия, Макар и Дарья узнали, кто они на самом деле.

Всё перевернулось с ног на голову.

Макар не спал почти всю ночь. Сидел на сеновале, где когда-то прятался от грозы. Теперь гроза бушевала внутри — глухая, тянущая.

Дарья ворочалась в доме. Её мысли были другими: она мечтала, надеялась, даже тихо фантазировала, что, возможно, мать не могла поступить иначе, а не просто не захотела. Она всё ещё искала оправдания.

А Макар — уже нет.

Утром они отправились в райцентр. В пыльном архиве администрации хранились старые записи — кто и когда приезжал, кто регистрировался, кто исчезал.

Галина Михайловна сделала звонок, и архив открылся для них «по старой дружбе».

И вот — документ. Год совпадает.

ФИО: Лилия С. — 18 лет. Приехала временно, не зарегистрирована. Была замечена беременной. Исчезла через две недели после родов.

Подпись: участковая Соколова В.А.

Дарья провела пальцем по краю листа.

— Лилия… Это она. Л.С.

— Найдём её, — коротко сказал Макар.

Сначала они отправились к Варваре Антоновне — единственной старожилке деревни. Та помнила всех.

— Лилия? Конечно, помню. Черноволосая, гордая. Смотрела так, будто ты ей что-то должен. Говорила, что уедет в город, станет актрисой или певицей. Мужики вокруг неё вились, как пчёлы на мёд.

— Она с кем-то жила?

— Одна. В старой баньке. А потом — исчезла. Никто и не заметил, как ушла.

Дарья нашла её в социальных сетях.

Аккуратные фото. Яркие платья. Брови — ниточкой, губы — бантиком. Рядом мужчина — солидный, в дорогом костюме, с часами и тяжёлым взглядом. Подпись:

«С моим Виктором. Благодарю судьбу за стабильность, любовь и поддержку».

Дарья дрожала всем телом.

— Она… счастлива. А нас просто выбросила, как ненужное.

Макар молча смотрел на экран, хмурясь. Потом произнёс:

— Я поеду. Взгляну ей в глаза.

Он отправился один.

Небольшое кафе в центре города. Уютное и дорогое. Именно здесь Лилия часто выкладывала свои «сторис» — про завтраки с любимым, женские дни и круассаны с капучино.

Она вошла ровно в 10:30. Лёгкий аромат духов, каблуки, стильная сумочка. Села за столик, заказала кофе. Макар занял соседний, наблюдая.

Сердце колотилось не от страха, а от напряжения. Вот она. Его мать. Женщина, подарившая ему жизнь. И бросившая её.

Он поднялся. Подошёл.

— Простите, вы Лилия Сергеевна?

Она взглянула холодно, изучающе.

— Да. А в чём дело?

Макар достал фотографию — старую, потрёпанную, где она была в той самой куртке, которая когда-то согрела их с Дарьей в лесу.

— Вы узнаёте это?

Её рука дрогнула на мгновение. Но голос остался холодным.

— Нет. И кто вы такой?

— Я один из тех, кого вы оставили умирать. В лесу. В августе.

Макар говорил спокойно, но его глаза были ледяными.

Лилия побледнела. Взглянула в окно.

— Это недоразумение. Я ничего не знаю. Извините, мне некогда.

Она встала и ушла. Каблуки стучали, словно гвозди.

Макар остался сидеть.

Объятий он не ждал.

Но даже простого слова сожаления не услышал.

Вечером Дарья спросила:

— Как она?

— Пустая. Красивая оболочка. Витрина. Но внутри — пустота.

— Что будем делать?

Макар поднял глаза. Спокойно, будто говорил о погоде:

— Докажем. Через суд. Через законы. Через правду.

Пусть у неё будет всё — деньги, дом, муж.

Но в паспорте пусть значится, что она мать. Мать, которая бросила.

Виктор Павлович жил в мире цифр, сделок и проверенных связей.

Он знал, как правильно — без скандалов, без грязи. Всегда безупречно одет, всегда вежлив. Но за его вежливостью скрывалась бетонная стена.

Он долго не замечал, как Лилия им манипулирует. Или, возможно, просто делал вид. Она была удобной — красивая, ухоженная, никогда не задавала вопросов. А он обеспечивал, баловал, покупал.

Когда в его офис вошёл молодой человек и спокойно сказал:

— Я ваш… пасынок, — он сначала подумал, что это шутка.

Но Макар не был из тех, кто шутит.

На стол он положил папку:

ДНК-тест, выписку из архива, заявление о признании родства.

И письмо от нотариуса.

— Вы женаты на женщине, которая бросила своих детей в лесу. Мы не хотим ничего, кроме правды.

— Что вы собираетесь делать? — холодно спросил Виктор.

— То, что должны. Говорить открыто. Через суд, если понадобится. И если вы действительно порядочный человек, то сами захотите узнать, с кем прожили полжизни.

Вечером дома Виктор подошёл к Лилии. Она как раз делала маску и смотрела сериал.

— Лилия. Нам нужно поговорить.

— Не сейчас, Вить. Я устала.

— Сейчас, — твёрдо сказал он.

Он достал фотографию — ту самую, где она с детьми в куртке.

Лилия вздрогнула, но быстро взяла себя в руки.

— Это подделка. Меня подставляют.

— Тебе знакомо понятие «оставление в опасности»?

— Виктор, ты не понимаешь! Мне было 18! У меня не было выбора! Я боялась! Я просто… хотела начать новую жизнь!

— Без детей?

— Да! Без нищеты, без грязи, без осуждений! Я родила — и поняла, что не справлюсь! Что они… тянули меня вниз!

Он долго молчал.

— А ты не думала, что у них могла быть своя жизнь?

— И что теперь? Хочешь их усыновить?

— Нет. Но я не буду жить с женщиной, которая бросила своих детей и двадцать лет лгала мне.

Через неделю Виктор Павлович сам приехал в деревню.

Без галстука, без охраны. Привёз корзину с фруктами и документы.

— Дарья. Макар. Я не святой. И не ваш отец. Но я человек. И если моя подпись может хоть немного компенсировать то, что вы пережили — она будет.

Он передал бумаги:

— Половина дома. Официально. Дарственная. Без условий.

— Мы не просим подачек, — сдержанно ответил Макар.

— Я знаю. Поэтому это не подачка. А жест. В сторону совести.

Он сел на лавку рядом со Степаном, закурил. Минут пять молчали. Потом он сказал:

— У вас, наверное, хорошие дети получились.

— Не наверное, — ответил Степан. — А точно.

Лилия пыталась сопротивляться. Писала, звонила, угрожала.

Но суду было всё равно.

Улики были убедительными. Адвокат Макара выступал чётко, без эмоций, опираясь на факты. Дарья не смогла присутствовать — она плакала. Настасья держала её за руку в зале ожидания.

На заседании Лилия впервые произнесла:

— Я сожалею.

Но прозвучало это так, будто она сожалела не о детях, а о том, что её раскрыли.

Решение суда гласило:

Признать Лилию биологической матерью. Обязать внести соответствующие изменения в документы. Подтвердить факт оставления несовершеннолетних в опасности. Назначить условное наказание и штраф. СМИ об этом деле не писали. Но те, кому следовало, узнали.

А вечером, в доме под старой липой, Дарья сидела на крыльце и тихо произнесла:

— Я всё равно не могу понять, как можно просто уйти. Просто… выбросить.

Настасья обняла её.

— Ты не поймёшь. Потому что ты — не такая.

Глава 5. Дом Прошёл месяц после суда.

Лилия уехала. Сказала, что не выдерживает «осуждающих взглядов».

Но по сути просто сбежала. Исчезла из жизни Виктора так же, как когда-то исчезла из жизни своих детей.

Никаких писем, звонков, извинений. Только тишина.

А нужна ли она теперь хоть кому-то?

Виктор, напротив, остался.

Он не пытался стать отцом Макара и Дарьи — не лез в душу, не навязывал себя. Он просто был рядом. И этого было достаточно.

Дарственная на дом оформилась быстро. Большой кирпичный коттедж на окраине города, с садом и просторной кухней, теперь официально принадлежал близнецам.

Первым делом Дарья предложила:

— Нужно привезти бабушку с дедушкой.

— И сделать им комнату с отдельным входом, — добавил Макар. — Чтобы было тепло и удобно.

Настасья не сдержала слёз.

Степан просто положил руку на плечо сына — уже не формально, а по-настоящему.

Через две недели вся семья собралась у порога нового дома. На тележке стояли чемоданы, банки с малиновым вареньем, мешок картошки, свёрток с иконами и вышитыми салфетками Настасьи.

Дарья показывала дом:

— Здесь будет кухня-гостиная. Это ваш уголок, бабушка. А здесь дедушка сможет мастерить — хоть лодку строить.

Степан осмотрел мастерскую и впервые за долгое время широко улыбнулся.

— Можно и ульи поставить…

А Настасья, держась за Дарью, прошептала:

— И ты это всё заслужила, девочка. Не из мести — из правды. А правда всегда берёт своё.

Макар решил продолжить учёбу — на юриста. Он хотел помогать другим детям, таким же «найденным», как он сам.

Дарья устроилась работать в библиотеку. Вела кружок для подростков. Писала стихи. Иногда их публиковали в районной газете под псевдонимом: Дарья Лесная.

Виктор приезжал по выходным. Привозил саженцы, мёд, книги. Он не пытался искупить вину — он просто вкладывался в новую семью, постепенно, шаг за шагом.

Осенью, когда первый снег лег на крышу, Дарья повесила в гостиной большую фотографию.

На ней — она с Макаром, Настасья с тёплой улыбкой, Степан с редким, но искренним смехом. Позади — яблони. Справа — старая куртка, как символ памяти.

Под фотографией красовалась деревянная табличка:

«Семья — это не кровь. Это выбор. И мы выбрали друг друга.»

А вечером, за чаем с пирогом, Настасья вдруг сказала:

— Знаете, вы тогда спасли меня. Не я вас нашла — а вы меня.

— Нет, бабушка, — ответила Дарья, прижавшись к ней. — Мы нашли друг друга.

— А ещё, — добавил Макар, — теперь ты не бабушка. Теперь ты просто мама.

Снаружи мягко падал снег, словно укрывая всё прошлое тёплым одеялом.

А в доме пахло пирогами, молоком и счастьем.

Настоящим, заслуженным счастьем.

Cиpoтa бpoдилa мeжду мoгил coбиpaя кoнфeты, кaк вдpуг уcлышaлa пpиглушённый гoлoc из пoд зeмли, зoвущий «мaмa»




Cиpoтa бpoдилa мeжду мoгил coбиpaя кoнфeты, кaк вдpуг уcлышaлa пpиглушённый гoлoc из пoд зeмли, зoвущий «мaмa»

Соня, старательно подавляя малейшие звуки, перелезла через пролом в ограде погоста. Этот потайной ход был сооружён ею вместе с друзьями много лет назад — специально для того, чтобы иметь возможность беспрепятственно посещать кладбище в любое время, избегая встречи с постоянно пьяным и крайне неприятным сторожем. Этот человек внушал им куда больший страх, чем сами мертвецы.

Ванька с Мишкой были пойманы ещё месяц назад и отправлены в приют. Наташке тоже досталось от родителей, когда её обнаружили здесь. И теперь Соня, несмотря на охватившую её дрожь, решилась прийти сюда в одиночку.

Утром кладбище буквально кишело народом. Девочка предвкушала богатый урожай разнообразных лакомств, особенно сладостей. Конфеты были её слабостью, тем более что их можно было запасать, доставая по несколько штук каждый день. Правда, запасы быстро таяли – она убеждала себя, что четыре конфеты в день это нормально, пять – ещё лучше… но вскоре они заканчивались.

Осторожно осмотревшись, она заметила нескольких посетителей, которые уже собирались уходить. Соня направилась в старую часть кладбища. Конечно, там сладостей было меньше, в основном только кутья и крошки печенья.

Набрать что-либо представлялось невозможным – почему пожилые женщины так некультурно крошат еду? Просто размазывают и ломают. Непостижимо! Затем она услышала разговор двух бабушек: одна объясняла другой, что птицы являются душами умерших, и поэтому еду крошат для удобства их кормления.

В старой части кладбища, как она и ожидала, ничего примечательного не оказалось. Соня неторопливо брела между могилами: чем медленнее движение, тем больше вероятность остаться незамеченной.

«Стой! Куда же ты!»

Соня моментально обернулась. Да, точно! В её направлении, спотыкаясь на каждом шагу, бежал сторож с метлой наперевес.

Едва успев перебраться обратно через лаз, она припустила что есть сил! Кладбище огромное, а смотритель явно еле передвигается. Так что догнать её будет сложно. Да и скорее всего, он забудет о ней через пару минут.

Оказавшись в совершенно незнакомом районе, где раньше никогда не бывала, Соня застыла в изумлении. Роскошные надгробия, ухоженные дорожки, всё аккуратно засыпано гравием… Вот это да! Она обнаружила проход на элитное кладбище! Сколько бы они с друзьями ни пытались, сколько бы ни обходили вокруг высокого бетонного забора – вход был только один, в центре, рядом со сторожкой и цветочным киоском. Пробраться было невозможно.

«Вот это да!» – Соня остановилась у величественного памятника. Изображённый человек выглядел как живой! Девочка даже дотронулась до холодного камня. Она двинулась дальше, рассматривая всё вокруг и полностью позабыв о конфетах, которых здесь было предостаточно. Причём они не просто валялись на земле, а были аккуратно разложены стопками, красивые, в блестящих обёртках.

«Мамочка… мамочка…» – послышался голос откуда-то.

Соня вздрогнула и начала оглядываться.

Что за нелепость? Вокруг никого. Кто ещё может звать маму? По спине пробежали мурашки – голос исходил из-под земли. Она хотела убежать, но ноги словно приросли к месту.
«Мама»… Это слово казалось ей чужим, но в моменты сильного страха она всегда его произносила, и становилось немного легче.

Соня шагнула в сторону голоса и за большим памятником увидела свежевыкопанную могилу. Видимо, скоро здесь должен состояться погребальный обряд. Неужели кто-то провалился внутрь? Подойдя ближе, она увидела внизу, в грязи, мальчика лет пяти, не старше. Он испуганно смотрел вверх.

«Эй! Как ты там оказался?»

Мальчик разрыдался:

«Прятался от мамы… Вытащи меня, вытащи! Мамочка!»

Поняв, что ребёнок находится на грани истерики, Соня строго прикрикнула:

«А ну прекрати реветь, а то сейчас уйду!»

Мальчик моментально замолчал, хотя слёзы продолжали течь.

«Слушай меня внимательно, чтобы я смогла тебя вытащить, — торопливо заговорила Соня. — Мне нужно… что-нибудь такое, на что можно встать, понимаешь? Иначе не дотянусь.»

Мальчик, всхлипывая, кивнул.

«Я видела здесь ведро, сейчас быстро принесу его. И не плачь, я никуда не денусь. Только за ведром,» – успокаивала она.

Мальчик снова кивнул, вытирая слёзы грязными ручонками. Соня стремглав помчалась к тому самому памятнику с реалистичным изображением человека – именно там она заметила большое оцинкованное ведро с букетом. В глубине сознания теплилась надежда встретить мать мальчика, но кругом по-прежнему царила жуткая тишина.

Вернувшись также быстро, как и убежала, она увидела, что мальчик всё так же беспомощно смотрит вверх.

«Передвинь его туда, в угол,» – скомандовала Соня, указывая на край могилы.

Затем она ловко спрыгнула вниз. Первые попытки вытолкнуть ребёнка оказались неудачными – они оба скользили по мокрой глине. Наконец, с третьей попытки мальчишка оказался наверху, цепляясь за траву.

«Костя!» – раздался пронзительный крик.

Соня, только-только выбравшаяся из ямы, едва снова не свалилась от неожиданности, но удержалась.

«Сюда! Сюда!» – кричала женщина, пробираясь между надгробий.

Люди побежали в их сторону. Незнакомка подхватила Костю и крепко прижала к себе. Соня с удивлением наблюдала за ней. «Такая модная одежда, а она его в грязи обнимает, и ей абсолютно всё равно!»

«Мама, это она меня вытащила! Она!» – всхлипывал мальчик, показывая на Соню.

Женщина развернулась к Соне, после чего заключила её в тёплые объятия.

«Благодарю тебя, дорогая! Боже мой, да ты вся в грязи! Мать будет ругать тебя. Хочешь, поедем ко мне? Я быстро всё постираю, высушу и отвезу обратно.»

Сторож, наблюдавший неподалёку, фыркнул:

«Некому её бранить. Хотя стоило бы хорошенько выпороть, только и умеет, что воровать конфеты с могил.»

Женщина с недоумением взглянула на Соню.

«Конфеты? Зачем?»

«Как зачем? Жрать охота!» – проворчал сторож.

Такой взгляд ужаса бросила на него женщина, что мужчина махнул рукой.

«Будете полицию вызывать или мне идти?»

«Нет-нет, зачем полиция…» – растерянно пробормотала она.

Всё ещё дрожащей рукой женщина взяла Костю за одну руку, а другую протянула Соне.

«А теперь быстро бежим к машине. На улице холодно, тебе в любом случае нужно помыться и поесть, как я понимаю.»

Соня не собиралась сопротивляться. Она готова была последовать за этой доброй, элегантной женщиной куда угодно – хоть на край света! С завистью поглядывая на мальчика, она подумала: «Везёт же некоторым – есть такая замечательная мама!»

В автомобиле Соня старалась сидеть крайне осторожно, чтобы не запачкать светлые сиденья. В салоне стоял приятный аромат. Привлекательно мерцали индикаторы на приборной панели. Костя с воодушевлением рассказывал матери о храбрости и силе Сони, о том, как она его спасала и как сама выбралась из ямы.

«Сонечка, скажи, ты совсем одна живёшь?» – мягко осведомилась женщина.

Девочка пожала плечами. Она терпеть не могла подобных расспросов, но этой даме не могла не ответить.

«Ну, не совсем… То есть, есть с кем жить, но я не хочу. Да там и не замечают моего отсутствия. Там о другом думают…»

«Ты не живёшь с матерью?»

«Нет. Мама умерла при родах. Отца не было. Меня забрала мамина сестра со своим мужем. Но он её бросил, а она пьёт день и ночь. Опека приходила, хотели отправить меня в детский дом, но я сбежала.»

«Вот как… И давно ты живёшь на улице?»

«Уже вторую осень,» – еле слышно ответила Соня.

Женщина внимательно посмотрела на неё, покачала головой, но больше ничего не спросила.

Соня никогда прежде не видела такой ванной комнаты. Впрочем, она вообще ничего подобного не видела даже дома. Зайдя внутрь, она невольно втянула голову в плечи и замолчала, поражённая великолепием. «До чего же красиво! Просто глаз не отвести,» – с восхищением произнесла Соня, обозревая помещение. Вот как живут люди!

«Не стесняйся, проходи. В любом случае придётся убирать,» – с улыбкой сказала Анастасия Александровна.

«Может, мне лучше уйти?» – робко предложила Соня, чувствуя себя некомфортно.

Женщина удивлённо расширила глаза, затем заговорила мягким, успокаивающим тоном:

«Сонечка, пожалуйста, не бойся меня. Я не сделаю ничего плохого. Меня зовут Анастасия Александровна. Вон дверь, если что. Может, помочь тебе?»

Пока они беседовали в холле, внезапно появился рыжий кот, степенно прошествовал мимо и устроился на ковре. За ним последовала довольно крупная дворняга, выглядевшая просто великолепно!

Через час, после купания и сытного обеда, дети сидели за столом на кухне. Пожилая женщина, суетившаяся вокруг, постоянно подкладывала им еду и причитала: «Ох, Настюша, добрая душа у тебя! Всех в дом тащишь…» – а потом обращалась к Соне, вздыхая: «Кожа да кости! Ешь, не смотри, а ешь!»

Соня ела, стараясь не поднимать глаз от тарелки, но постоянно ощущала пристальный взгляд Анастасии Александровны. Причём так внимательно женщина начала смотреть на неё сразу после того, как Соня помылась. Девочка прекратила жевать и, отложив вилку, тихо произнесла:

«Спасибо.»

«Сонечка, ты уже наелась?» – удивилась Анастасия Александровна.

Глаза Сони предательски заблестели.

«Я и так много съела…»

И тут Анастасия Александровна всё поняла.

«Сонь, ты думаешь, я так смотрю, потому что жалко еду? Ешь на здоровье! Просто… просто ты очень похожа на одного человека…»

Соня быстро взяла вилку. «Вот оно что… Тогда можно спокойно есть.»

Хозяйка и домработница переговаривались шёпотом, периодически поглядывая на гостью. Иногда до Сони долетали обрывки фраз: «Нужно позвонить Олегу…», «А если ошибаемся?», «А если нет?» Голова у Сони становилась тяжёлой, а аппетит не пропадал.

«Сонечка, пойдём, я постелю тебе на диване, отдохнёшь немного,» – ласково предложила Анастасия Александровна.

Соня обычно не любила спать: то холодно, то страшно. Но здесь было тепло и уютно, поэтому она расслабилась и уснула, как только её укрыли пледом. А хозяйка уже разговаривала по телефону: «Олег, всё бросай и приезжай! Мне кажется… мне кажется… У нас дома дочь Тимофея!»

«Настя, что ты говоришь? Тимофея уже десять лет нет!»

«Олег, сам увидишь!»

«Наверное, самозванцы какие-то! Как они просто так могли к нам попасть… Девочка спасла Костю. Костю спасла!»

«Олег, не кричи, я всё объясню,» – успокаивала мужа Настя.

Муж примчался домой через двадцать минут. Костя тут же побежал к нему и стал шептать на ухо о своих приключениях.

«А почему шёпотом?» – Олег тоже невольно понизил голос.

«Сонечка спит, она устала, спасая меня,» – улыбнулся Костя.

У них с Настей долгое время не было детей. Врачи лишь разводили руками, утверждая, что всё в порядке, но чуда не происходило. Когда они уже смирились, Настя забеременела Костей. Они буквально тряслись над сыном, готовые исполнять любой его каприз. Костик рос послушным и правильным мальчиком.

Он убежал к себе, а Настя позвала Олега за собой. Они тихо вошли в гостиную, где на диване спала девочка.

«Посмотри, Олег…» – едва слышно прошептала Настя.

Олег приблизился и застыл как вкопанный, поражённый до глубины души. Внешность девочки поразительно напоминала его покойного брата Тимофея. Хотя глаза Сони были закрыты, Олег почему-то был уверен, что они такие же – жёлто-коричневые, с кошачьим прищуром. Он не сомневался в этом ни секунды.

«Насть… я не могу понять, как такое возможно…» – ошеломлённо произнёс Олег, когда они переместились на кухню.

Десять лет назад их семья пережила несколько трагедий подряд. Сводный брат Олега, которого он любил больше родного, погиб на мотоцикле после конфликта с родителями. Ссора разгорелась из-за его решения жениться на девушке из неблагополучного района, где обитали маргиналы. Родители Тимофея устроили такой скандал, что он, не выдержав давления, сел на мотоцикл и умчался прочь. Через час позвонили из больницы… Бедствие. За рулём. Сердце матери не выдержало стресса, а отец пережил её всего три месяца. Эти события состарили Олега лет на пятнадцать. И вот теперь… теперь в их доме появилась девочка, удивительно похожая на погибшего брата.

«Насть, что нам делать?» – растерянно спросил Олег.

«Как что? Сонечке пока ничего не говорим. Но ты… ты обязан всё выяснить. Найди ту женщину, с которой Соня отказывалась жить. Думаю, за бутылку она раскроет всю правду. А тест ДНК сделать необходимо.»

Соня прожила у Насти с Олегом уже четырнадцать дней. За это время её кожа заметно очистилась, она щеголяла в элегантном домашнем костюме, волосы были аккуратно подстрижены и заплетены в косы.

Соне очень нравилась её новая внешность! Она твёрдо решила: когда срок пребывания у этих добрых людей подойдёт к концу, на улицу она больше не вернётся. Пойдёт в детский дом, будет учиться, носить чистую одежду и никогда не станет похожей на свою тётку. Она постарается стать такой, как Настя. Та так прекрасна, так умна, да ещё и играет на рояле!

Соня затаивала дыхание, когда Анастасия Александровна садилась за инструмент. Как же ей хотелось поиграть на этих чёрно-белых клавишах! А папа Кости какой замечательный! Вроде строгий, но на самом деле такой добрый…

«Соня… Соня…»

Девочка вздрогнула, очнувшись от грез. К ней шёл Олег с какими-то документами в руках, а Анастасия Александровна почему-то тихо плакала, утирая слёзы. Соня насторожилась. Тревожное предчувствие сжало сердце. Глаза сами собой наполнились слезами.

«Всё, мне пора… Можно позвонить в опеку? Пусть заберут меня в детский дом. На улицу я больше не хочу…»

«Соня, что ты! Ни о какой улице и детском доме речи не идёт,» – нежно сказал Олег, присаживаясь рядом на диван.

«Но к тётке я не вернусь…»

«И к тётке не нужно. Мы отправили её в реабилитационный центр для лечения от алкоголизма. А ты остаёшься с нами. Будешь учиться, познавать мир, а Костик… Костик станет тебе братом. Так и решим.»

Соня покачала головой, пытаясь осмыслить происходящее.

«О чём вы сейчас говорите? Объясните…»

«Ты знаешь что-нибудь о своём отце?»

«Нет, тётка только ругала меня, говоря, что мой отец бросил маму беременную…»

«Никто никого не бросал, детка,» – мягко возразил Олег. «Он погиб. Теперь, узнав, где вы жили, я понимаю, что он направлялся именно к твоей маме… Я расскажу тебе всё о папе. Он был великолепным человеком. Если когда-нибудь захочешь называть меня папой или Настю мамой, знай – мы будем безмерно счастливы.»
Подписаться на: Сообщения (Atom)