«Миxaил Apкaдьeвич Cвeтлoв вceгдa кaзaлcя мнe xудeньким цыплeнкoм…»

10:59 AR Ka 0 Comments

 


«Миxaил Apкaдьeвич Cвeтлoв вceгдa кaзaлcя мнe xудeньким цыплeнкoм…»

Михаил Аркадьевич Светлов всегда казался мне худеньким цыпленком, в глазах которого — удивление. И еще тоска. Но этот не очень громкий, скромный человек был очень мужественным. Будучи смертельно больным и зная это, выпустил несколько сборников стихов. О его чувстве юмора ходили легенды. Однажды Михаил Аркадьевич позвонил своему другу и сказал: «Рак у меня есть, привези пива». Спросил в Литфонде, по какой категории его будут хоронить, и, узнав, что по высшей и что по смете это будет стоить тысячу рублей в старых деньгах, попросил похоронить его по третьей категории, что стоило значительно меньше, а разницу в деньгах выдать на руки... на пиво...

Не все ладно складывалось дома. Часто засиживался в ресторане. Бывало, брал такси, просил водителя почитать книгу или погулять, а сам засыпал в машине на несколько часов. Платил в несколько раз больше положенного по счетчику.

Для одного из спектаклей Театра имени Станиславского Михаил Аркадьевич написал песенку. После премьеры в складчину устроили банкет. Светлов — человек щедрый, бессребреник — внес самую большую лепту. Все прошло весело, шумно. Каждому участнику спектакля Светлов написал на афише шутливые стишки, и каждый читал их вслух. Это было нечто вроде тоста. Не прочел его посвящения я один. Банкет закончился. Я провожал Светлова до дома.

— Стагик! — Он немного грассировал. — А почему ты не прочел то, что я тебе написал?

— Да мне неудобно было, Михаил Аркадьевич. Я — в главной роли, сорежиссер, а вы мне написали... Неудобно как-то читать.

— А что я написал?

— Вы написали: «На сцене ты чудесник-чародей. Отдашь ты двадцать пять рублей?» Я не брал у вас денег — мне было неловко.

— Ты смешной человек. Напгасно не прочел. Так ты не бгал у меня двадцать пять гублей?

— Слово вам даю: никогда в жизни.

— Знаешь, подведи меня к фонагю. Вон к тому, там светлее.

Он полез во внутренний карман, долго рылся там, потом опять спросил:

— Так ты точно говогишь, что не бгал у меня двадцать пять гублей?

— Клянусь.

Достает деньги:

— На тебе двадцать пять гублей, я гифму не нашел.

В коктейль-холле на улице Горького сидел Михаил Аркадьевич и потягивал через соломинку коктейль. Вошел Константин Симонов, увидел его, всплеснул руками.

— Миша! Стагик! — Симонов тоже немного грассировал. — Ты что здесь делаешь?

— Газве не видишь? Утопающий за соломинку хватается.

— Пегестань валять дугака! Тебя десять дней ищет министг культугы товарищ Михайлов! Почему ты к нему не являешься? Ты что, боишься министга культугы?

— Нет, я министга культугы не боюсь. Я боюсь культугы министга.

В последнее время Светлов жил один в однокомнатной квартире. В этом же доме жила актриса Ольга Аросева. Как-то он обратился к ней:

— Оля, у меня к тебе такая пгосьба. Уезжаю недельки на тги. Пегед отъездом хочу посидеть с дгузьями. Ты знаешь, у нас, евгеев, целая индейка — как бы символ богатства, символ счастья. Пожалуйста, закажи в гестогане целую индейку, и чтобы на блюде! Скажи — для меня. Пусть зажагят хогошую-хогошую индейку.

Ольга Александровна выполнила просьбу. Привезли индейку, поставили блюдо на стол. Светлов встретился с друзьями и уехал. Через две недели лифтерша обращается к Аросевой:

— Ольга Александровна, какой-то запашок из светловской квартиры.
Ключи были у Ольги Александровны. Вошли в квартиру: пустые бутылки, все закуски съедены, а в центре стола на блюде лежит нетронутая огромная индейка!

Все убрали, помыли, индейку выбросили. Приезжает Светлев, Аросева к нему:

— Михаил Аркадьевич, что же вы? Такие деньги бешеные за индейку выбросили. Все съели, выпили, а она нетронутой осталась?

— Оля, неужели ты думаешь, что я позволил бы своим дгузьям пгитгонуться вилкой или ножом к евгейскому счастью?!

Светлов встречает Аросеву у подъезда дома:

— Олечка, я хотел с тобой посоветоваться. Я ведь пгофан в пгактических делах. Мне лифтегша постигала тги губахи. Я ей за это купил шегстяной отгез. Я ее не обидел?

Мое самое любимое изречение Михаила Аркадьевича: «Счастье поэта — всеобщее, несчастье — конфиденциальное».

Из книги Евгения Весника «Записки артиста»



0 коммент.: