Жeнщинa дecять лeт пpoжилa в oдинoчecтвe в лecу, пoкa у пopoгa oкaзaлиcь двoe нoвopoждённых
Жeнщинa дecять лeт пpoжилa в oдинoчecтвe в лecу, пoкa у пopoгa oкaзaлиcь двoe нoвopoждённых
Клавдия, как обычно с первыми лучами солнца, вышла в огород. Дел было невпроворот: нужно было полить грядки, прополоть траву, проверить курятник и осмотреть плодовые деревья — всё это требовало внимания и времени. А помощников у неё не было. Никого рядом. Она давно привыкла к одиночеству, хотя порой оно давало себя знать тяжёлым комом в груди.
К вечеру Клавдия собиралась отправиться на охоту — необходимость, ведь запасов мяса хватало ненадолго, а до ближайшего магазина добираться не близко. Но перед этим ей хотелось немного отдохнуть, прогуляться или просто посидеть под старым дубом, который рос у самого крыльца. В этот момент к ней подбежала её верная собака — крупный, статный пёс по кличке Барс. Он был не только другом, но и защитником, и спутником во всех делах хозяйки.
— Ну что, мой хороший, гулять хочется? Пойдём, пойдём, к вечеру успеем, — ласково сказала она, потрепав пса за ухо. Барс вилял хвостом, будто понимая, что отдых важен перед предстоящим трудным днём. Он прилёг рядом, положив голову на лапы, словно говоря: «Подожду, я всегда рядом».
Клавдия взялась за вёдра и направилась к колодцу. В этом году лето выдалось особенно жарким и засушливым — даже для этих мест, где обычно к июлю уже начинались дожди. Цветы вяли, листья на деревьях сохли раньше времени, земля трескалась, как старое стекло. Приходилось часто поливать огород, чтобы хоть что-то уберечь. Она жила одна уже много лет, совсем одна. Сначала была мама, потом и она ушла из жизни, оставив Клаву одну в доме, где когда-то жил её дед.
Дед был человеком строгим, замкнутым, почти что отшельником. Он жил вдали от людей, в глухом лесу, в доме, который сам же и построил своими руками. Известно было одно — он обиделся на весь мир. Обиделся за то, что никто не помог его жене, когда она рожала. Если бы тогда кто-то помог, если бы врачи приехали вовремя, если бы просто нашлась машина или лошадь, Тамара бы жила. Возможно, у неё были бы внуки, возможно, они играли бы во дворе, а дед сидел бы на скамейке и рассказывал им сказки. Но этого не случилось.
Клавдия помнила, как много раз просила деда рассказать, что произошло. Но тот долго молчал. Только когда она стала взрослой, когда начала встречаться с Сергеем и заговорила о свадьбе, дед впервые решился открыть правду. Его лицо стало суровым, глаза потемнели, как перед грозой.
— Не нужно тебе за него замуж идти, — сказал он тихо, но твёрдо.
— Почему, дед? Он же хороший парень, и семья у него непьющая, что в нашей деревне большая редкость.
— Не нужно, и всё. Гнилые у них в роду, плохие.
— Ну нет, дедушка! Сейчас ведь не какой-нибудь пятнадцатый век, сейчас всё по-другому. Это ты тут живёшь, от людей закрылся. А почему? Наверное, уже и сам забыл.
Тогда дед вздохнул так, как будто на его плечах лежал весь мир, и сказал:
— Садись, расскажу тебе, как долго твоя бабушка уходила из жизни.
Клавдия села рядом, затаив дыхание. Она знала, что услышит что-то важное, что изменит многое.
Он начал свой рассказ с далёкой зимы, когда в деревне ещё не было машин, только трактора да лошади. Метели бушевали каждый день, дороги заносило снегом, связь с городом была почти потеряна. Бабушка Тамара не хотела ехать заранее, боялась оставить мужа одного в холодном доме, без помощи. Когда начались роды, метель была такой сильной, что ни один конь не мог выйти из сарая. Дед побежал по соседям, но все кобылы были покрыты, и никто не соглашался рисковать.
Фельдшер сообщил, что больница ждёт на главной дороге, но добраться до неё невозможно. Тогда дед обратился к Пете — мужчине, который когда-то любил Тамару, но проиграл её. Он упал на колени, умолял, плакал. А тот ответил издёвкой: «Сам не можешь свою жену до больницы довести?»
В ярости дед схватил его за грудки, но их разняли. Вместе с покойным братом он погрузил Тамару на сани и повёз сам. Четыре долгих часа они шли через сугробы, сквозь ветер. Но в больнице было уже поздно. Спасли только ребёнка — будущую мать Клавдии.
Когда дед закончил рассказ, Клава сидела бледная, сжав руки в кулаки.
— Дед, это конечно очень грустно и страшно. Но какое всё это имеет отношение к Серёже и к нашей с ним свадьбе?
— Так тот Петька — дедушка Сергея.
Эта новость ударила Клаву, как гром среди ясного неба. Ей стало не по себе. Сергей… он знал ли? Ведь его дед принимал её тепло, даже восхищался ею. Знал ли он, чья внучка стоит перед ним?
Родители Клавдии тоже были против союза, но не высказывали своё мнение открыто. Теперь девушка задумалась: а знает ли сам Сергей историю своих дедов? Она решила разобраться.
Но перед этим она спросила у дедушки:
— Ты именно поэтому тут живёшь?
— Да, внучка. Не смог я после всего этого простить людей. Вот и построил дом здесь, вдали от всех, чтобы никого не видеть. Мне больше так нравится — я на себя рассчитываю. Мать твоя, правда, как повзрослела, переехала к тётке. Но я не в обиде — у каждого своя жизнь.
Клавдия с детства помнила, как дед жил в лесу. Сначала они с мамой редко его навещали — слишком далеко и опасно. Но когда у девочки появился велосипед, она частенько наведывалась к нему, радуя старика своим присутствием.
Однажды, вернувшись домой, Клавдия увидела дым. Много дыма. Он шёл от их дома. Сердце замерло. Она бросилась вперёд, крутя педали так, как никогда раньше. Что случилось? Где мама? Где папа?
Её остановили. Люди стояли вокруг, опустив глаза. Кто-то тихо сказал:
— Держись, девочка. Мама за котом забежала, там рухнуло что-то, отец кинулся… и всё. Никого.
— Ну что же вы стоите? Почему ничего не делаете?
— А что тут уже сделаешь?
— Пустите! Пустите меня!
Но её держали крепко. Клавдия кричала, кусалась, царапалась. Слёзы застилали глаза, сердце разрывалось от боли.
Дед не пережил этой новости. После похорон он слёг и больше не вставал. Клава не отходила от его постели, читала ему книги, варила суп, пела старые песни, которые он любил. А Сергей приходил. Один, другой, третий раз.
— Пойдём прогуляемся. Я же скучаю.
Клава посмотрела на него с болью и недоверием:
— Ты скучаешь? А я что чувствую — тебе всё равно?
— Ну почему всё равно? Просто хотел, чтобы ты отвлеклась, развеялась.
— Развеялась? Ну да, в вашей семье потеря чужих людей никого не волнует.
Сергей помрачнел:
— Я так понимаю, ты про ту историю, которая сто лет назад произошла. Но мы-то при чём?
— При чём? Да не при чём вы вообще все. И те люди, которые могли спасти моих родителей, тоже не при чём. Знаешь что — уходи и больше не приходи ко мне.
Сергей смотрел на неё, прищурившись:
— Клав, ты сейчас расстроена, поэтому и говоришь что попало.
— Я говорю — уходи! Видеть тебя не могу и не хочу!
— Ты уверена?
— Абсолютно.
— Ладно. Больше не увижу.
Когда он ушёл, Клавдия стояла у калитки, смотрела, как он шагает в сторону деревни, и ей хотелось закричать: «Прости! Остановись!» Но она не сделала этого. Просто крепко заперла ворота и вернулась к деду.
Клавдия осталась одна. Через неделю после похорон родителей, когда земля ещё не осела на могилах, дедушка тихо ушёл из жизни. Он словно дождался, пока внучка станет достаточно сильной, чтобы остаться без опоры, и только тогда позволил себе отдохнуть — навсегда.
После последних поминок к Клаве подошла тётя, сестра её матери, приехавшая из деревни:
— Клав, поедем ко мне? Дом большой, всем места хватит.
— Нет, я здесь останусь.
— Да что ж, отшельником жить? Правильно всё дед делал — люди хуже зверей.
— Нельзя так, Клав! Ты ведь молодая девушка, нужно быть более терпимой. Ты и Серёже наверное наговорила что-то. Всё никак вражда дедов в жизни не даёт покоя.
Клавдия промолчала, лишь чуть отвернулась, чтобы тётя не увидела её глаз. Она знала, что в каждом слове есть доля правды, но не готова была признаться даже самой себе. Мысли её снова вернулись к Сергею. Неужели он действительно знал всё это время?
В тот вечер она впервые поняла: ей нечего делать в деревне. Не потому, что там жили чужие или холодные люди, а потому, что каждый взгляд, каждое слово напоминали о прошлом, которое она пыталась забыть. А забыть было невозможно — слишком много боли, слишком много обид.
И вот она осталась одна. Совсем одна. С домом, огородом, собакой Барсом и воспоминаниями. Прошло десять лет, прежде чем деревня снова вошла в её жизнь — неожиданно и больно.
Год назад, когда Клавдия пошла в деревню за продуктами, она вдруг увидела Сергея. Он стоял у крыльца своего дома, рядом с ним — женщина, явно беременная. Но самым страшным для Клавы стало то, что вместо левой ноги у него был протез, аккуратный, с резиновым наконечником, как у костыля.
Сергей почувствовал её взгляд, обернулся. Их глаза встретились. Миг. Время замедлилось. А потом Клавдия бросилась бежать. Только закрыв за собой ворота, она смогла перевести дыхание. После того случая она перестала показываться в деревне. Если нужны были покупки — ездила в райцентр. Там никто не знал её истории, никто не шептал вслед, никто не жалел.
Но совсем недавно судьба снова столкнула её лицом к лицу с прошлым. На автобусной станции Клавдия встретила давнюю подругу детства — Тоньку. Та всегда была разговорчивой и любопытной, и сейчас, завидев Клаву, сразу уселась рядом.
По пути Тонька не переставая щебетала, рассказывая новости деревенские. Оказалось, Сергей привёз с собой жену — медсестру из госпиталя, где его лечили после ранения. Женщина эта была недовольна жизнью, считая, что вышла замуж за героя, а получила инвалида, живущего в полуразрушенном доме. Отец Сергея умер, пока тот служил, а мать не прожила долго без мужа. Теперь он вернулся в пустой дом, один, без семьи.
Жена не хотела рожать в таких условиях, но ребёнка уже не отменишь. Сергей старался, но романтики в его жизни стало меньше, и жена начала разочаровываться. Говорили, что он начал выпивать. «А как не пить, — добавила Тонька, — когда такая жена на голову работает?»
— Ладно, остановка моя. Пока, Клав!
За всю дорогу Клавдия не проронила ни слова. Она знала: стоит ей заговорить, и через день вся деревня будет знать о встрече. А ей этого не хотелось. Не ради себя — просто не видела смысла. Её жизнь давно стала другим местом, другой реальностью. И пусть прошлое остаётся там, где ему и место — позади.
Тем же вечером Клавдия полила огород, немного отдохнула. Уже несколько лет она числилась егерем — официально, по лицензии. Ходила на охоту не ради добычи, а ради дела: помогала регулировать численность животных, собирала данные для экологов. Она знала каждый куст, тропинку, поворот. В этом лесу она чувствовала себя хозяйкой.
Она задремала под старым дубом, как вдруг услышала истошный лай Барса. Это был не обычный лай — не на зверя, не на грибника. Это был лай тревоги. Что-то случилось. Клава моментально проснулась, схватила ружьё и выбежала из дома.
Собака стояла в самом дальнем углу огорода, у яблони, и лаяла так, будто наступило конец света. Подбежав ближе, Клавдия замерла. На траве, аккуратно уложенные в тень, лежали два новорождённых младенца. Рядом — сумочка.
— Да что ж такое…
Она подняла сумочку, внутри лежала записка:
«Прости, Клав. Прости за всё. Жена моя бросила детей и уехала, а мне их не вырастить. Я знаю, ты станешь им хорошей матерью, а я никчёмный человек, который ничего не может.»
Клава вздрогнула. Записка была от Сергея. Она оглядела землю вокруг. Следы вели с одной стороны — свежие, женские. А с другой… нет, быть не может… — следы костылей.
Не раздумывая, она бросилась к реке. Как будто что-то невидимое, но очень сильное вело её туда. И действительно, у самого обрыва, на том самом месте, где они когда-то с Сергеем прыгали в воду, стоял Сергей. За спиной — пропасть, внизу — камни. Он собирался прыгнуть.
— Серёжа! Не делай этого!
Он вздрогнул, обернулся. Увидев её, сделал шаг вперёд.
— А что я скажу твоим детям?
— То же, что и я говорила тебе тогда: «Папка трус, папка не смог».
— Ты сейчас хочешь снять с себя все обязательства, облегчить свою совесть?
— А ты подумал о детях? Они будут расти, зная, что мать их бросила, а теперь и отец тоже исчез?
Сергей зарыдал:
— Да что ты мне сердце рвёшь? Я не справлюсь!
— А ты пробовал? Или сразу сдался, как тогда, когда прогнала тебя?
— А ты меня так легко ненавидишь?
— А ты поверил?
Сергей упал на колени, рыдая. Клава подошла, присела рядом, положила руку на его плечо.
— Пойдём. Там дети одни.
Дома Барс сидел над малышами, охраняя их. Увидев Сергея, он оскалился, готовясь защитить тех, кто доверился ему. Но Клава тихо сказала:
— Фу-фу, свои.
Барс расслабился, встал, виляя хвостом, как бы соглашаясь с решением хозяйки.
Клавдия взяла одного ребёнка и передала Сергею. Тот прижал малыша к груди, пряча лицо в пелёнки:
— Простите, простите меня, папка непутёвый.
Второго Клава взяла сама:
— Ну, пошли в дом. Девчонки твои наверняка проголодались. Покажешь, как кормить, пеленать.
Вечером, глядя на мирно спящих детей, Клава вспомнила, что собиралась на охоту. Вышла, виновато посмотрела на Барса:
— Прости, обманула тебя.
Пёс лизнул её руку. Будто сказал: «Я всё понимаю. Сейчас важнее».
Через месяц Сергей сел перед Клавой:
— Поговорить с тобой надо.
Дети спали.
— Рано или поздно этот разговор состоится. Слушаю.
Он взял её за руку. Клава дрогнула, но не отняла.
— Клав, так сложилось всё… даже не знаю, как сказать. Ты только не подумай, что я из-за детей… В общем, можно я сделаю то, что так и не сделал много лет назад? Я теперь инвалид, но я почти всё могу. Я буду стараться… В общем, если тебя не пугает жизнь с таким…
— Я согласна, — тихо сказала Клавдия, не дав ему договорить.
Сергей даже встал от удивления:
— Ты точно поняла, о чём я хотел попросить?
Но Клава не стала объяснять. Просто прильнула к нему, вспоминая, как много лет мечтала об этом миге.
Их возвращение в деревню вызвало волну пересудов. Люди подходили к дому, пытались заглянуть через калитку, узнать, как живут те, кого когда-то считали чужими. Но больше всех отпугивал Барс — здоровенный пес, больше похожий на волка. Он лежал у ворот, лениво приподнимал губу, демонстрируя клыки. И этого хватало, чтобы любопытство быстро сменялось на осторожность.
Ведь счастье любит тишину. А Клавдия и Сергей нашли своё — в тишине леса, среди детского смеха и преданного пса, который охраняет их дом, как крепость.
0 коммент.: