ПЫШEЧКA.
ПЫШEЧКA.
— Глашка, а ты замуж-то хочешь?
— А ты собираешься брать? — отмахнувшись от руки дерзкого Мишки Зоткина, огрызается Глафира. Тот лишь громко хохочет, развалисто улыбаясь и не скрывая своего интереса к её пышным формам.
— Чё, согласна? — Мишка снова пытается подойти поближе. — Пошли, покувыркаемся на сеновале… Дай хоть за талию возьму…
Но Глаша не дает себя в обиду — одним движением она толкает его прямо в куст крапивы, куда он и приземляется, беспомощно махая руками. Вокруг клуба раздается дружный смех.
— Эй ты, «пышка», — вылезая из колючих зарослей и потирая ушибленное место, злобно бросает Михаил, сплевывая почти под ноги Глаше, — думаешь, они надо мной смеются? Нет, это над тобой!
Глафира отворачивается, сжав губы в тонкую линию. Рядом успокаивающе кладет руку на плечо подруга Наташа:
— Не обращай внимания, ты ведь знаешь Мишку — ему бы только трепаться. Ему пофиг, что кому задеть.
Глаша всё понимает: давно привыкла к таким шуткам. Да и как не привыкнуть, если ее всю жизнь так величают? Хотя Наташе легко говорить — стройной и ловкой, в отличие от Глаши, которая и правда больше похожа на расцветшее дерево, чем на березку.
— Пойдем, кино скоро начнется, — зовет подруга, и компания направляется внутрь полутемного деревенского клуба.
Скрежещут деревянные скамьи, когда девушки занимают места. Удобства никакого, зато в такие вечера радость от фильма кажется особенно большой.
Глафира вздыхает, глядя на изящных героинь экрана. Вот ведь старшая сестра Мария тоже такая стройная, вся в отца или в его родню. Младший брат Колька — как юла, тоже худенький. А вот мама — Клавдия Петровна — всегда была полненькой, и ничего, живёт себе, бодрая, проворная, да и с отцом ладит прекрасно. Люди и говорят: «Два сапога пара», хотя на первый взгляд и не поймёшь, почему.
Глаша вздыхает снова. Парня в селе у нее нет, и вряд ли будет. Но сегодня, может быть, повезет — девчата зовут в райцентр. Идут грузовики с будкой, там найдется местечко, хоть и трясет там так, что подбрасывает, как мячик.
Приезжают на площадь, где стоит здание райсовета, светит солнце, играет музыка из динамиков, и пахнет свежим квасом из бочки. Девчата стоят, смеются, веселятся.
И вдруг Глаша слышит:
— Глянь, какая пышка!
Она невольно оборачивается, надеясь, что не про нее, но рядом такой, как она, нет. Возле дерева двое парней: один задумчивый, второй — с насмешливым взглядом, рассматривает Глашу с головы до ног и толкает приятеля локтем.
Глафира поспешно возвращается к подружкам — слишком хорошо она знает этот взгляд, который предвещает не самые добрые шутки.
— Девчата, а давайте еще на танцы! — предлагает Нина.
— Вечер уже, домой пора…
— Успеем! Дядя Вася обещал забрать нас от дома культуры. Ну чего вы, идёмте?
— Идём!
Танцы в районном доме культуры совсем не то, что в сельском клубе. Здесь и здание красивое, с колоннами, и музыка другая — не одна гармошка. Иногда даже приезжает областной оркестр, но это уж по праздникам.
Глаша поправляет голубое платье и решительно шагает следом за подругами. Конечно, никто не станет её приглашать, она это знает. Но и не жалуется — просто стоит в сторонке, наблюдая, как девчонки кружатся в танце, счастливые и улыбающиеся.
А потом ей показалось, что кто-то смотрит. Может, и правда смотрит? У неё красивые русые косы, миловидное лицо, румяные щёчки. А в глазах — тепло и незаметная для многих надежда.
— Может, потанцуем? — раздался голос.
Глаша узнала того самого парня, что был на площаде вместе с дерзким приятелем.
— Хорошо, — кивнула она.
Он был выше её ростом, немногословный, но после танца всё же спросил:
— Как тебя зовут?
— Глафира. Можно Глаша.
— А я Степан.
— Откуда ты?
— Из Березовки.
— Это недалеко.
— А ты где живёшь?
— Сейчас здесь.
— А раньше?
— В городе учился, работал.
После танцев он даже проводил её до машины, хотел что-то сказать, но так и не решился. Глаша подумала: может, просто было скучно?
На том конце стоял его друг Юра:
— Опять к «пышке» подкатывал?
— Почему «пышка»? У неё имя есть — Глаша, — улыбнулся Степан.
— Ого, Степан, ты, оказывается, влюбился?
— Чего сразу «влюбился»? Просто хорошая девушка. Очень симпатичная, добрая и милая…
— Степа, ты не обижайся, это я просто так, по-дружески прицепился. Но если серьёзно — почему бы тебе не встретиться с ней снова? Или так и будешь один?
— Я не один. У меня Валя с Вовкой. Нужно их растить. А девушке зачем чужие дети? У неё потом свои появятся.
Степан провёл рукой по волосам, попрощался с другом и медленно пошёл домой.
Вырос он здесь, в родном селе, уехал учиться, а мать помогала, как могла — поддерживала, заботилась о детях. Год назад её не стало. Тогда Степан вернулся, ошеломлённый горем, и к нему тут же подбежали маленькие Вова и Валя: семилетний братик обхватил его за колени, старшая сестра взяла за руку — как бы говоря: «Ты теперь наш самый близкий человек».
Приходила тетя Зоя, давняя подруга матери, плакала громко, причитая о сиротах. Потом внезапно осеклась, вытерла платочком глаза и говорит:
— Жениться тебе надо, Степан. Ты теперь главный в семье, кормилец. Так что жениться лучше на женщине с ребёнком — будете на равных. Есть тут одна — Серафима Кудрявцева, живёт недалеко. Может, и знаешь её?
— Видел когда-то… Только мне сейчас не до этого. Да и Серафима мне не подходит.
— Ну, Степушка, выбирать особо не придётся. Она сама за тебя не пойдёт. За парня выйти — одно дело, а за того, у кого двое детей…
— Это Валя с Вовкой хомут на шее?
— Не придира́йся к словам, — смягчилась тетя. — Просто жизнь такая.
— Нет, тётя Зоя, я сам разберусь.
— Ну, смотри. Только Сима бы не отказалась, да и с детьми было бы легче.
Тогда Степан промолчал, чтобы не спорить лишний раз. А теперь, шагая домой, он вспоминал тот разговор. И мысленно представил, как рядом с ним идёт та девушка из Березовки. Он помнил, как она подходила к машине, как смотрела на него, словно ждала чего-то. Хотелось позвать её ещё раз, сказать что-нибудь важное… но он не решился. Ведь для него дети — родные, а кому они нужны, кроме него? Для неё же они чужие. И пусть она свободна, но зачем ей такое?
Глаша каждый день ловила себя на мысли о том, как смотрели те серые, немного смущённые глаза. Почти ничего не знала о Степане, а так хотелось увидеть его снова.
Стоя перед зеркалом, она невольно вздохнула:
— Вот и всё — пышка есть пышка. Пусть Наташка и называет иногда ласково — «пышечка», а всё равно больно.
Когда в следующее воскресенье девчата снова собрались в райцентр, Глаша отказалась:
— А что мне там делать? — подумала она. — Если бы хотел, давно бы позвал. А он молчал.
Рабочая неделя началась с ранней зари. В поле работы хватало. Девушки после трудового дня повалились на траву — кто сел, кто прилёг.
— Ой, Глаш, я совсем забыла! — вдруг подбежала Наталья и, присев рядом, зашептала. — Парень тот, который на танцах был, просил передать, что зовёт тебя в следующее воскресенье. Там, говорят, оркестр областной приедет. Он спрашивал: почему ты не приехала?
— Меня?
— Тебя, тебя! Приходил специально узнать про тебя!
— Ну тогда мы все и поедем.
— Поедем, конечно, а вот ждать он будет именно тебя.
Щёки у Глаши вспыхнули. Сначала радость, а потом сомнение:
«А вдруг он такой же, как Мишка Зоткин? Что, если опять начнёт заигрывать или насмехаться?»
С этими мыслями она прожила всю неделю.
Но в воскресенье площадь и дом культуры обошлись без них. Отделения от компании, Глаша и Степан ушли в тихий сквер, сели на скамейку в тени деревьев.
— Я сразу хотел тебя ещё раз увидеть, — начал Степан, нервно крутя в руках кепку. — Только думал — не захочешь. Или у тебя уже кто-то есть…
— Нет никого.
— А у меня нет невесты, — сказал он и замялся. – Но… у меня есть дети.
Глаша удивлённо посмотрела на него: такой молодой, а уже?
— Сестра и брат. Валя десять лет, Вова семь. Отец умер давно, а год назад мамы не стало. Теперь я за старшего. Поэтому и не звал тогда… хотя очень хотел. Просто боялся, что это тебя оттолкнёт.
— А я всё равно хочу тебя видеть, — тихо ответила она.
— И ты мне понравилась. Тогда и сейчас. Я просто решил: лучше сразу сказать, чем потом объяснять. Теперь ты всё знаешь.
— А разве что-то изменилось? — спросила Глаша. — Ты мне нравишься, несмотря ни на что.
Степан осторожно обнял её, и в этом объятии было столько надежды, тревоги и тепла:
— Глаша, Валя с Вовой хорошие, послушные… Они вырастут, у каждого будет своя семья. Они не будут обузой, правда. Я только их и имею…
— Степа, какие они хомут? Они же твои родные…
Осенью семья Агаповых вместе закончила уборку огорода. Вечером похолодало, пришлось растапливать печь. Глафира стояла у русской печи в своём любимом голубом платье, то и дело поглядывая на часы.
— Ну вот, — вздохнула Клавдия Петровна, — средняя-то дочка замуж собирается. Парень, правда, с детьми…
Отец, покачав головой, проговорил: — За таким мужиком, с детьми или без, наша Глафира не пропадёт. И своих народят, и этих поднимут.
— Едут! — закричала Клавдия. — Сватать приехали!
Глаша выскочила из дома, даже забыв накинуть пальто. На крыльцо кинулись Валя и Вовка, схватили её за руки. Сказать ничего не могли — только смотрели в глаза. В этот момент всё стало понятно: у них теперь есть Степа, а у Степы — теперь есть Глаша.
— Ну отпустите вы её хоть на минуту, — рассмеялся Степан, — дайте обнять невесту!
— Тили-тили-тесто — жених и невеста! — затянули дети, и все вместе вошли в дом.
И Глаше больше не нужно было ни доказывать, ни оправдываться, ни переживать за свою внешность или за то, как её раньше величали. Она знала: теперь её любят, ценят и зовут по-настоящему — по имени. Хотя, если кто-то ласково скажет «пышечка» — не обидится. Скорее всего, даже улыбнётся.
0 коммент.: